Опыт прошлого свидетельствует, что использование Россией приемов мировых финансовых «напёрсточников» неминуемо ведет к краху. После прочтения этого материла, вряд ли кто-то усомнится, что С.Ю. Витте постепенно, но  последовательно передавал экономическую власть в стране фининтернационалу…

 

 

В особо секретном железном шкафу, стоявшем до революции в кабинете директора Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов на Дворцовой площади в Петрограде, хранилось дело, о котором знали лишь очень немногие чины  ведомства… Его можно было бы назвать “О попытке Русского Императорского Правительства идти к соглашению с международным еврейством на предмет прекращения революционной деятельности русских евреев”»   «В Министерстве финансов свили себе гнездо все ультрарадикалы, и люди, как те, которые орудуют в Министерстве финансов, прикрытые разными минами, положительно опасные люди… Всё это вместе, если соединить со страшною подпольною силою берлинских и петербургских евреев в Министерстве финансов, не только далекое, но близкое будущее рисует в ужасных красках.

Тут, кроме экономического разорения России, угроза постоянная, что революционная и анархистская партия разрушения будет иметь в финансовом мире почву для своих действий на народ и для разрушительных своих замыслов. Вот почему так важен вопрос…, кто будет во главе финансового ведомства?

Широкие круги общества полагают, что международная политика делается исключительно дипломатами, путем дипломатических нот, секретных переговоров, речей на международных конференциях и в ООН. Между тем правительства нередко прибегают к помощи своих финансовых органов, чтобы оказать давление на экономику враждебной страны и тем добиться от нее нужных уступок. Для этого они пользуются как своими банками, так и иностранными банкирами, являющимися их корреспондентами. Последний путь удобнее, т.к. он не связывает правительство официальными заявлениями. 

Так после Второй Мировой войны писал А.В. Давыдов (1881-1955), посвященный участник закулисных мероприятий специальной организации, созданной в Министерстве финансов Российской Империи на исходе XIX столетия.

Однако, прежде, чем приоткрыть завесу над наиболее секретными ее операциями, необходимо понять, кто, почему и как обратился в России к этому новому виду оружия эпохи международного финансового капитала, не снятого с боевого дежурства и до сих пор, лишь модернизированного, еще сильнее централизованного при одновременно тщательнейшим образом замаскированных связях центра и периферии.

«ГЕНИАЛЬНЫЙ ДИЛЕТАНТ»

Одним из тех, крупных государственных деятелей, которые достались Императору Николаю II в наследство от отца, был С.Ю. Витте (1849-1915).

Обращение к некоторым фактам его биографии и деятельности опрокидывает такие установившиеся по отношению к истории России «общеизвестные истины», как «самодержавный произвол»; бюрократическая, основанная на строгой иерархичности, система управления; «угнетенное положение евреев».

Знавший Сергея Юльевича еще в начале его государственного поприща, личный друг Императора Александра III, а впоследствии пользовавшийся доверием Его Царственного Сына, издатель и редактор «Гражданина» князь В.П. Мещерский (1839-1914) высоко оценивал способности этого человека.

«Я познакомился с ним, – вспоминал Владимир Петрович, – в кабинете министра финансов Вышнеградского в конце 80-х годов. Вышнеградский, кроме большого творческого ума обладал способностью находить подходящих для его трудной и кипучей работы людей… Витте был начальником Юго-Западных железных дорог и жил в Киеве. На этой должности он составил себе имя выдающегося администратора, и Вышнеградский на нем остановился, чтобы ему поручить новое учреждение департамента железнодорожных дел. Витте с огненной энергией принялся за порученное ему дело и так исполнял свои обязанности, как все начальники частей Министерства и как сам Вышнеградский, – работая как вол. Вышнеградский напоминал мне одной особенностью министра юстиции давно минувших дней, графа Панина, находившего, что самая блестящая работа подчиненного есть только исполнение служебного долга, и потому никогда не хвалившего своего подчиненного. Вышнеградский тоже был скуп на хвалу своим подчиненным, и только блестящие способности, проявленные Витте, дозволили ему в разговоре со мной сказать про него: “Да, это хорошая голова”. Дальше этого похвала его не пошла. И вот с этой “хорошей головой” мне пришлось познакомиться в кабинете Вышнеградского. Я увидел перед собой высокого роста, хорошо сложенного, с умным, живым и приветливым лицом человека, который всего сильнее впечатлил меня полным отсутствием всякого подобия чиновнического типа; это сказывалось наглядно в отсутствии двух черт, отличающих одного чиновника от другого: деланной приниженности и деланного самопоклонения. Витте мне сразу стал симпатичен своей естественностью, безыскусственностью в проявлении им своей личности. В черном сюртуке, развязный и свободный в своей речи и в каждом своем действии, он мне напомнил наружностью английского государственного человека…

Ум его был живой, оригинальный, порой глубокий, порой тонкий и в то же время любознательный и пытливый… Витте умел слушать, и внимательно слушать, причем главная прелесть беседы с ним заключалась в том, что он необыкновенно быстро схватывал высказываемую мысль, и растягивать речь для ее пояснения не было никогда надобности… Во время беседы он всегда был скромен, в споре всегда проявлял уважение к возражению или к опровержению и никогда не выходил из спокойного и беспристрастного отношения к вопросу и к собеседнику. Мне казалось, что он слушал, желая поучиться, особливо в области государственной жизни в Петербурге, которая ему была мало знакома… Таким был С.Ю. Витте в то время, когда он начинал тихо, скромно свою служебную карьеру в Петербурге.

Однако уже в то время можно было заметить амбициозность этого молодого человека. Именно «под него» при Министерстве финансов был учрежден Департамент железнодорожных дел, директором которого он согласился быть лишь при условии выравнивания жалованья. Дело в том, что в качестве управляющего частным Обществом Юго-Западных железных дорог Сергей Юльевич получал 50 тысяч в год; содержание же директора Департамента составляло только 8 тысяч. «Недостающие» 42 тысячи согласился выплачивать Император Александр III.

Несомненно, С.Ю. Витте был человеком очень умным и, в известном смысле, крупной личностью. Некоторые, говоря о нем, употребляли не только слово талант, но даже гениальность[3]. Другие, правда, делали существенное уточнение: гениальный дилетант[4]. Однако сыграть в истории по-настоящему выдающуюся роль ему помешала крайние честолюбие, амбициозность и самолюбие. (То же, кстати, можно сказать о современнике графа – А.И. Гучкове. Или уже о нашем современнике – «хромом бесе» А.Н. Яковлеве).

Уже упоминавшийся нами кн. В.П. Мещерский подметил те качества, которые, в конце концов, помешали С.Ю. Витте стать в России по-настоящему крупной государственной фигурой: «…Умственные прелести Витте исходили от ума, в котором слышался самородок…, но в то же время в нем слышался недостаток государственного образования. Он очень слабо владел французским языком, совсем не знал немецкого и с европейским умственным миром был знаком только посредством нескольких переводных отрывков, а литература, кроме научной и его специальности, литература всего образованного мира и русская, мир искусств, знаний истории – все это было для него чужое и очень мало известное. …Как бы даровит ни был его ум, эти крупные пробелы в его образовании сказались после, когда он занял высокое положение в государственной иерархии и должен был из специалиста-техника превратиться в государственного человека. Сознавая нужду в государственном образовании не только русском, но и европейском, он стал урывками заглядывать в книги, но дело служебное лишило его времени для этого государственного образования, даже русского, и когда много лет спустя, после блестяще пройденного им пути министра финансов, ему пришлось играть первую роль на сцене государственного управления, его большой ум, его дарования, его энергия не могли помешать отсутствию политического европейского образования и недостаточному знанию России, являться непобедимыми препятствиями к успеху в его новой государственной деятельности».

Не оставались эти недостатки не замеченными и другими близкими знакомыми Сергея Юльевича.

По словам близко знавшего его гр. С.Д. Шереметева, Витте «беспринципен и доверия не вызывает, но умен, очень умен и излагает свои мысли оригинально и смело… Он хозяин положения – благодаря ничтожеству других»[6]. Одновременно Шереметев отмечал «страстность и необузданность этого человека»[7]. Причем «страстность и неустойчивость при порывах и отсутствии воспитания»[8]. «Если бы под этою “силою”, – размышлял Сергей Дмитриевич, – была другая, его регулирующая и сдерживающая, которую он должен был бы “уважать”, то он был бы драгоценен. Оставленный один и, сознавая себя выше и сильнее других, подобный человек становится смутительным… И неужели никогда не выяснится для меня истинная сущность (начинка) этого удивительного, ошеломляющего человека, с его сочетанием противоречивых оказательств, то отталкивающих, то невольно захватывающих вас какою-то особою, словно магическою силою… “Чур меня”, – хотелось бы иногда сказать».

О культурном уровне Сергея Юльевича свидетельствует состав его личной библиотеки: из почти что 2,5 тысяч томов раздел «Беллетристика. Словесность» составлял всего лишь 90 книг[10]. Библиотека «делового человека американской складки», напрочь лишенного какого бы то ни было интереса к культуре не только русской, но и общечеловеческой…

Невысока была и чисто внешняя культура получившего в 1905 графское достоинство С.Ю. Витте. По свидетельству современников, он вполне мог себе позволить «проходить две недели в грязных носках».

Но было и еще нечто. Самое, пожалуй, главное. Об этом написал уже на излете государственной карьеры С.Ю. Витте успевший хорошо узнать его за этот срок журналист А.С. Суворин: «Ему чего-то недостает, чего-то недоставало, и это что-то можно назвать русским разумом, русской душою, как хотите назовите, но это недостаток существенный».

 ФИНАНСОВЫЙ УДАР

Все это Витте припомнили вскоре после его отставки со всех постов. «Министерство финансов, – писало “Новое время”, – оказалось… государством в государстве. Оно командовало собственным войском, имело свой собственный флот под особым флагом, свои железные дороги за пределами Империи, своих дипломатических представителей. Под скромным наименованием коммерческих или финансовых агентов Министерство финансов, начиная с 1893 г., держало за границей своих собственных посланников».

И это вовсе не было преувеличением. Действительно, Витте располагал весьма разветвленной сетью своих постоянных представителей в столицах крупнейших стран мира.

 

«Институт коммерческих агентов русского Министерства финансов за границей был учрежден еще в 1848 г. …Сразу же после вступления на пост министра финансов Витте принялся за реорганизацию этого института, влачившего до того жалкое существование… Помимо Парижа, Лондона и Берлина, было открыто агентство в Вашингтоне… Вслед за тем были учреждены агентства в Константинополе, Брюсселе, Иокогаме, а позднее и ряде других городов. В октябре 1898 г. коммерческие агенты были переименованы в агентов Министерства финансов и причислены к составу русских посольств и миссий с распространением на них всех тех прав и преимуществ, которыми пользовались за границей военные и морские агенты.

На должности агентов Витте назначил лиц, пользовавшихся его полным доверием и, как правило, имевших связи в промышленных или финансовых кругах тех стран, где им предстояло работать»[14] (имена их уже назывались и еще прозвучат в публикации).

Таким образом, Витте обзавелся собственной дипломатической службой.

Вот что решился рассказать незадолго до кончины непосредственный участник внешнеполитических манипуляций министра финансов А.В. Давыдов, потомок двух декабристов-масонов С.П. Трубецкого и А.В. Давыдова, сам также вольный каменщик высокого посвящения (33º). Цитатой из его воспоминаний мы начали нашу публикацию.

У С.Ю. Витте, по словам А.В. Давыдова, «были во всех крупных иностранных финансовых центрах свои корреспонденты в лице первоклассных банков и банкиров, через которых оно могло оказывать необходимое влияние».

Финансовым органом, который «ведал этим специальным делом», была Особенная Канцелярия по кредитной части (или кратко: Кредитная Канцелярия), находившаяся в составе Министерства финансов. Сергей Юльевич не был создателем её как таковой. Первоначально она ведала заключением государственных и железнодорожных займов и надзором за частными кредитными учреждениями. С приданием ей С.Ю. Витте новых функций в ее состав входили не просто опытные работники, но исключительно «лица, пользующиеся полным доверием начальства». Возглавил его «блестящий ученик Витте» Л.Ф. Давыдов.

 

Леонид Федорович Давыдов (1866-?) – действительный статский советник; камергер (1909). Член правления Русско-Китайского банка (1899), вице-директор (1905), а впоследствии директор Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов (1908-1914). (Под его началом до 1912 в этой канцелярии служил и сам автор воспоминания А.В. Давыдов.) Затем директор Русского для внешней торговли банка.

Прошлое его было весьма примечательно. Состоя в руководстве Русско-Китайского банка (справа - здание банка на Невском проспекте в Петербурге), Л.Ф. Давыдов, по свидетельству современника, «на десятки миллионов проворовался …в Русско-японскую войну… и предавал в руки японцев все русские транспорты, посылавшиеся из китайских портов с припасами в осажденный тогда Порт-Артур. По обнаруженным преступлениям его была назначена комиссия генерала [П.А.] Фролова, которая предъявила ему обвинение по 52 пунктам – делам предательства, из которых каждое заслуживало виселицы. Общий тип этих 52 “продаж Родины” был таков: судно грузилось в Шанхае 1500 тоннами припасов, заходило по пути в Читу или Киао-Чао, там принимало еще 1500 тонн грузу, затем шло “прорываться” в Порт-Артур, тут, конечно, попадало в руки японцев, всегда в одном месте; японцы отводили приз в свой порт, там о нем оставлялся точный протокол и опись груза. Из официальных японских документов затем оказывалось, что транспорт имел всего тоннажа 1500, а погружено на него было 3000 т. и груз был – железный лом и гнилые мешки! При помощи еврейских банков и золота Л. Давыдову удалось притушить это дело, но без помощи Гучкова он в последней низости по этому обвинению все-таки не обошелся! Обелял его, предателя и 52 раза изменника, в Государственной думе все тот же старообрядец Гучков-Лурье».

По словам уже цитировавшегося нами мемуариста (его ближайшего родственника), Леонид Федорович Давыдов «сам занимался приемом кандидатов на службу. После определенного срока обучения наиболее способные из них получали годовую заграничную командировку за счет казны для изучения банковского дела. Они должны были также познакомиться с “кухней” биржи, узнать методы и особенности работы отдельных банков, познакомиться с крупными представителями финансового мира, их психологией и степенью влияния на них правительственных кругов. Все эти сведения были необходимы для проведения тех секретных операций, которые входили в функции Кредитной Канцелярии».

Итак, пришло время, и Александр Васильевич Давыдов был послан своим родственником для обучения в берлинский банк Мендельсонов, «верных агентов русского Министерства финансов, оказавших много важных услуг С.Ю. Витте». Хозяева банка братья Роберт и Франц Мендельсоны и их двоюродный брат Павел Мендельсон-Бартольди (внук композитора) были «умнейшими, тонкими и воспитанными в старых традициях людьми» (слева - Франц и Роберт в 1930 г.). Их associé Фишель считался «самым умным банкиром Европы». Иностранным отделом банка заведовал Лебу.

«После семимесячного пребывания у Мендельсонов, – вспоминал А.В. Давыдов, – я был послан в Париж, где пять месяцев работал в Banque de Paris et des Pays-Bas. К концу моего пребывания в Париже, в августе 1911 г., международная политическая атмосфера была напряжена из-за Агадирского инцидента, и на бирже раздавались призывы: “A Berlin, à Berlin!”».

Здесь мы прервем мемуариста, чтобы напомнить о сути дела. Как и другие Марокканские кризисы, он был порожден стремлением Франции, захватившей в 1830 г. Алжир, а в 1881 г. Тунис, прибрать к рукам и соседнее Марокко. Этому, однако, препятствовала Германия, находившаяся, правда, в результате блоковой политики в изоляции. В 1911 г., после оккупации в апреле французскими войсками столицы Марокко, Германия направила в июле в марокканский порт Агадир канонерскую лодку «Пантера». Острейший кризис разрешился подписанием франко-германского соглашения. В марте 1912 г. Марокко было объявлено французским протекторатом. Считается, что чашу весов в пользу Франции склонило «твердое заявление Английского правительства» и воздействие на Берлин русской дипломатии.

Но далее: «Весь сентябрь политическое положение в Европе продолжало оставаться напряженным. Созванная для разрешения конфликта международная конференция топталась на месте: Германское правительство держало себя вызывающе, как всегда, не веря, что Англия в своей поддержке Франции прибегнет в случае провала конференции к решительным действиям. В русских правительственных кругах царили пессимистические настроения, и Министерство иностранных дел не исключало вероятности вооруженного столкновения.

Иначе смотрели на положение финансовые круги и, в частности, Л.Ф. Давыдов. Он был убежден, что Германия на конференции блефует. Весь инцидент, по его мнению, был плодом одной из фантазий легкомысленного Императора Вильгельма II, никогда не встречавшего возражений со стороны слабого и неумного канцлера Бетман-Гольвега. Л.Ф. Давыдов, кроме того, знал, что финансовое положение Германии не благоприятствовало развязыванию войны. От его внимания не ускользнуло и имевшее место в то время сильное недовольство среди немецких рабочих, выражавшееся в стачках и демонстрациях вокруг Берлина. Наши друзья из числа немецких банкиров сообщали нам, что действия Германского правительства не находят сочувствия ни у них самих, ни в широких кругах населения.

В связи с этим у Л.Ф. Давыдова возник план оказания финансового давления на Германию с целью ослабления агрессивности правительства Вильгельма II. Л.Ф. Давыдов, однако, понимал, что проводить этот план в жизнь надо было так, чтобы русское Министерство иностранных дел оставалось совершенно в стороне и даже не было бы в курсе мероприятий Министерства финансов. Действия последнего должны были являться как бы логическим результатом создавшегося по вине Германского правительства напряженного положения.

24 сентября 1911 г. я был вызван Л.Ф. Давыдовым. Когда я вошел в его кабинет, он сказал мне:

– Пришло время показать, чему вы научились в Берлине. Я [sic!] нахожу необходимым ослабить воинственное настроение Германского правительства и умерить его тон на конференции с помощью финансов. У нас сейчас на счетах в Берлине около 200 миллионов марок. Надо пригрозить переводом их во Францию. Вы должны помочь мне [sic!] в технике приведения в исполнение моего [sic!] решения.

– Как вы знаете, – ответил я, – в Берлине конец каждого триместра является временем расчета по срочным биржевым сделкам, особенно валютным, а также временем платежей по торговым, квартирным и арендным договорам, т.е моментом такого большого напряжения денежного рынка, что Рейхсбанку разрешается в это время беспошлинно увеличивать свою банкнотную эмиссию на 200 миллионов марок. Вам также известно, что в связи с рабочими волнениями и промышленными затруднениями это сентябрьское “ultimo” будет особенно тяжелым, принимая к тому же во внимание угрозу войны. По моему мнению, надо послать 28 сентября Мендельсонам телеграмму с запросом о том, на каких условиях они могли бы взять на себя операцию перевода всех наших активов из Берлина в Париж. Телеграмму эту надо послать не раньше и не позже 28-го, чтобы не дать Германскому правительству парировать наш удар.

– Я согласен, – ответил мне Л.Ф. Давыдов. – Скажите, что же произойдет, когда Мендельсоны получат нашу телеграмму?

– Прочтя телеграмму, Фишель пойдет в ‘Зеленую комнату’, вызовет по телефону Министерство иностранных дел и сообщит кому следует её содержание, добавив к этому комментарии, о которых нетрудно догадаться. Через 24 часа мы получим от Мендельсонов чисто деловой ответ. Вы же, сейчас не могу точно сказать, какими путями, узнаете в Петербурге о реакции Германского правительства на нашу угрозу.

Всё вышло даже лучше, чем мы предполагали. На посланную нами телеграмму на другое утро пришел ответ Мендельсона с согласием исполнить наше поручение, конечно, на невыгодных для нас условиях. Затем, когда в 11 часов Л.Ф. Давыдов пришел в канцелярию, в приемной его уже ждал г. Лансгоф, постоянный представитель Вюртембергского банка в Петербурге, воскликнувший: “Что вы делаете, ваше превосходительство? Вы хотите нас разорить! Нельзя в эту минуту наносить такой удар немецкому денежному рынку!” Л.Ф. Давыдов просил Лансгофа успокоиться и объяснить причину его волнения. Оказалось, что Лансгоф получил от своего банка телеграфное распоряжение немедленно сообщить Л.Ф. Давыдову, что реализация угрозы Кредитной Канцелярии вызовет катастрофические последствия как для Вюртембергского банка, так и для других банков. Л.Ф. Давыдов сухо ответил Лансгофу, что он не может обсуждать с ним меры, которые русское Министерство финансов считает необходимым принять. Лансгоф покинул канцелярию неудовлетворенным и в большом волнении.

Только что закрылась за ним дверь, как Л.Ф. Давыдову доложили о приходе советника Германского посольства фон Луциуса. Луциус вошел в кабинет с любезной светской улыбкой на лице. “Что это вы затеяли, милый друг? – спросил он Давыдова. – Зачем вы доставляете нам такие неприятности? Разве вы не знаете, что русским деньгам в Берлине ничего не грозит?”

С такой же любезной улыбкой Л.Ф. Давыдов спросил немецкого дипломата, в каком качестве он сделал ему удовольствие своим посещением? И сам ответил на свой вопрос: “Если вы пришли официально, как советник посольства, то ошиблись подъездом. Канцелярия Министерства иностранных дел находится рядом, на той же Дворцовой площади. Если же вы пришли, как друг, то хотя я и не имею права говорить с вами по этому делу, всё же по дружбе сообщу, что моей обязанностью является принятие мер для сохранения русских казенных денег, когда, по моему мнению, такой сохранности грозит опасность. Не мое дело входить в рассмотрение международных споров, но мой долг – делать из них те выводы, которые относятся к деятельности моего ведомства”.

Фон Луциус стал уверять Л.Ф. Давыдова, что всякая опасность войны устранена и что на конференции удалось прийти к соглашению.

Нигде в печати об угрозе русского Министерства финансов не было сказано ни слова, и лишь через два месяца в специальном немецком журнале “Die Bank” было сказано, что, приведи в сентябре 1911 г. Русское Правительство в исполнение свою угрозу, немецкий денежный рынок постигла бы катастрофа»[18].

В описанном случае бросаются в глаза сразу несколько весьма существенных особенностей. Прежде всего, это неупоминание в связи с имевшей серьезное значение акцией имени правящего Государя, прерогативой которого, как известно, неизменно считалась внешняя политика. Правда, в эпоху последнего Царствования уже была явственна замена традиционной Династической политики политикой блоковой, основы которой были заложены еще при Императоре Александре III. Последними всплесками традиционной линии было подписание в Бьорке 11 июля 1905 г. во время свидания Царя и Кайзера русско-германского соглашения и интенсивная личная их переписка летом 1914 г. (Обе эти попытки предотвратить вступление России в роковую для нее войну были, как известно, успешно нейтрализованы отечественными антантофилами, включая ближайших родственников Царя.) Всё это, повторяем, имело место, однако в нашем-то случае, в связи с проведением Министерством финансов в сентябре 1911 г. описанной акции, Император вообще находится как бы вне игры и на уровне инициативы, и проведения ее в жизнь.

Ничего не знал об этом, судя по его воспоминаниям, и министр иностранных дел С.Д. Сазонов, отличавшийся, как известно, антантофильством и англоманией.

Однако еще более интересным представляется, на наш взгляд, факт автономного функционирования Кредитной канцелярии через пять лет после того, как ее крестный отец, гр. С.Ю. Витте вынужденно оставил все государственные посты. Его Канцелярия не только выжила и сохранила заданные через него функции, но и работала в одобренном им когда-то кадровом составе. Всё это заставляет сильно сомневаться, что она была вполне управляема новыми министрами финансов.

 ПЛАТА ЗА КРОВЬ

В общей сложности Витте был министром финансов около 11 лет.

Почти всё это время отнюдь не Правительство прибегало к помощи своего финансового органа, а само Министерство финансов пыталось манипулировать Правительством, под которым следует понимать, прежде всего, Государя. Именно в непрозрачности перед Государем и политической нечистоплотности самого Витте и состояла вся проблема. Но сам Сергей Юльевич был в России лишь первопроходцем глобальной системы, в которой всё решали деньги международной банкирской мафии.

Специалистам известна финансовая афера по перекачке сбережений мелких французских держателей русских акций в Россию. Но не просто так, а, разумеется, под русскую кровь, которую России предстояло пролить в сражениях с германской армией за Францию «Великого Востока».

Скупка русских акций во Франции ко времени Первой Мировой войны приобрела огромный размах. Каждая четвертая облигация на Парижской бирже ценных бумаг в 1910-1914 гг. происходила из России. Французы продавали дома, земельные участки, фамильные драгоценности, чтобы купить «царскую бумагу» (нетрудно понять, кто тогда скупал ценности настоящие, а не мнимые). Выручка от продажи облигаций русских займов дала гигантскую сумму: 30 миллиардов золотых франков, 21 из которых перекочевал в Россию.

Сработала не только финансовая приманка (14% годовых), спровоцировавшая небывалый рост слоя паразитирующих рантье; но и беспримерное по размаху лоббирование парижской прессы, на все лады расхваливавшей русские бумаги.

Кстати говоря, тесная связь с прессой, особенно при проворачивании разного рода финансовых операций, была отличительной чертой деятельности С.Ю. Витте. Недаром чиновник особых поручений Министерства финансов И.И. Колышко, которого современники называли не иначе как «клевретом Витте», обвинял впоследствии своего благодетеля в «эпидемическом распространении грюндерства и поощрения продажной печати (вроде газеты “Биржевые ведомости” С.М. Проппера)».

Специально исследовавший проблему русских займов во Франции проф. В.Г. Сироткин отмечает: «Почти вся парижская пресса (крупнейшая “Фигаро”, выходящая и поныне, “Тан” – ее с 1944 г. сменила “Монд”, “Пти журналь”, “Эко де Пари”, “Пти паризьен”, “Орор” и еще два десятка газет и журналов), не говоря уже о провинциальной – “Депеш ди миди” (Тулуза), “Марсельеза” (Марсель), “Свобода” (Лимож) и десятки других, не минуя и партийные издания (“Радикал” – орган правящей с 1901 г. партии радикалов и радикал-социалистов, из которой вышли “тигр Франции” Жорж Клемансо, активный сторонник дипломатического признания СССР в 1924 г. Эдуард Эррио и десятки других видных политиков довоенной и межвоенной Франции), профсоюзные (еженедельник “Синдикат”) и даже всемирно известное телеграфное агентство “Гавас” (ныне его сменило “Франс пресс”) – все они были куплены Императорским Российским посольством в Париже…»

Осуществлял же это «финансирование», разумеется, не посол, а доверенное лицо С.Ю. Витте в Париже небезызвестный А.Г. Рафалович (слева) — финансист, экономист; агент Министерства финансов в Париже (1894-1917), происходивший из одесской семьи, тесно связанной с С.Ю. Витте.

Рафалович был вхож не только в министерские кабинеты и наиболее известные политические салоны в Париже. Его избрали членом-корреспондентом Французской академии, членом нескольких научных сообществ (политэкономии, статистики и т.д.); наградили орденом Почетного легиона 1-й степени.

Дядя Лейбы Бронштейна («Троцкого») - банкир Абрам Животовский был прочно связан с мировой олигархией именно через одесский банковский дом «Рафалович и Ко» (основатель дела был известен тем, что поставлял Русскому флоту непригодную парусину) и графа С.Ю.Витте с Ротшильдами. Рафаловичи были и среди первых пропагандистов украинской «незалежности», они же спонсировали сатаниста Алистера Кроули.

Банкир Животовский являлся компаньоном А.И. Путилова (внука главы Общества Путиловских заводов, ставших прикрытием еврейских боевиков Пинхаса Рутенберга в 1905). С 1890  являлся помощником юрисконсульта Минфина, с 1900 г. директором канцелярии и секретаря С.Ю. Витте.  Животинский, как и Путилов, был акционером «Русско-Азиатского банка» (бывшего «Русско-Китайского» управляемого Адольфом Ротштейном (расскажем ниже); общается с Распутиным; тесно контактирует с управляющим «отмывочного» «Ниа-банка» Олофом Ашбергом и создает с ним «Шведско-Русско-Азиатскую компанию». Деловым представителем Животовского в США является Соломон Розенблюм («Сидней Рейли» - на фотографии справа) - шпион, работающий на МИ-6 через английского резидента в США Уильяма Вайсмана (после войны Вайсман стал старшим партнером в «Кун и Лоёб»). Офис Рейли находился в Нью-Йорке по адресу Бродвей-120 (как и American International Corporation и ФРБ Нью-Йорка). Вместе с ним в одном кабинете работает Александр Вайнштейн, устраивавший в Нью-Йорке сборища российских революционеров. Его брат, Григорий Вайнштейн, являлся владельцем газеты New World («Новый мир») – редактором которой в США становится Троцкий (работают Бухарин, Коллонтай, М.Урицкий, М.Володарский-Гольдштейн, Г.И.Чудновский). В том же здании располагается и банковская контора Вениамина Свердлова - близкого друга Розенблюма-Рейли…   

Начал преподавать в Варшавском политехническом институте. Очевидно, что в этот период через математика И.А. Вышнеградского он знакомится с железнодорожными магнатом и Блиохом, у детей которого служил учителем детей математик Вышнеградский. Именно Блиох начинает двигать карьеру «обойму своих чиновников», куда вошли Вышнеградский, Витте (который учил детей ж/д магнатов Рафаловичей) и, «пристяжной» Ю.В. Ломоносов  (Рафаловичи и Блиох были завязаны с семьей Ротшильдов). Витте женится на еврейке Матильде в 1897.

Вышнеградский становится министром финансов РИ, Витте его заместителем. В это же время Министерство путей сообщения утверждает Ломоносова в должности инспектора Российских государственных и частных железных дорог. В 1900 принимает участие в Международной выставке локомотивов в Париже. В 1917 г. Ломоносов стал организатором блокады поезда Императора Николая II, а после переворота – личным агентом В.Бланка-Ленина, организовав ещё один тайный канал по переводу царского золота за рубеж.

Родственницей клану приходилась и Евгения Рафалович - жена «великого художника» Казимира Малевича – прим. ред.

Как выяснилось, только за три осенних месяца 1904 г. французские журналисты получили через него наличными 3 245 600 золотых франков.

Осуществлять С.Ю. Витте первые займы во Франции помогал П.И. Рачковский[25]. В течение 17 лет, начиная с лета 1884 г., он заведовал заграничной агентурой Департамента полиции в Париже. Годовое жалование его составляло 12 тысяч рублей. Прибавьте к этому 90 тысяч рублей, отпускавшихся ему каждый год на секретные расходы. Однако вовсе не эти суммы создали солидное состояние П.И. Рачковсковского, не на эти деньги была приобретена им роскошная вилла под Парижем в Сен-Клу.

Прочные дружественные отношения связывали его с французскими министрами: иностранных дел Флурансом и Делькассэ, внутренних дел Констаном, и даже с премьер-министром Рувье и самим президентом Э.-Ф. Лубэ.

Член организованной в 1917 г. Комиссии по разбору архивов бывшей заграничной агентуры Департамента полиции проф. В.К. Агафонов писал: «…Мне рассказывали, что в президентском дворце Лубэ предоставил Рачковскому особую комнату, где глава российского полицейского сыска останавливался запросто, когда приезжал в Париж».

Благодаря таким связям и личным способностям Рачковскому удалось сыграть большую роль в подготовке франко-русского союза, как справедливо отмечали, «доселе еще недостаточно выясненную». Во всяком случае, как это ясно теперь, не без помощи самой грязной провокации, при участии, как утверждали в Министерстве внутренних дел, «недостойных авантюристов». Официальный Петербург и Париж Рачковский имел обыкновение пугать «нигилистами» и «террористами», при этом подавая себя как единственного спасителя от них.

В 1905 г. П.И. Рачковский (вернувшийся к тому времени после трех лет отставки на службу) при помощи сохранившихся старых связей помогал французскому правительству «преодолеть общественное негодование» в связи с т.н. «кровавым воскресеньем» в России. «Как писал Рачковскому его агент Матушевский, – отмечает петербургский историк Р.Ш. Ганелин, – 4 февраля 1905 г. французское правительство было готово содействовать займу негласно. Замысел состоял в том, чтобы посредством созданной с участием агентуры Рачковского голландской финансовой группы придать займу такую форму, будто “французское правительство официально не причем”. “Они Вам будут благодарны, потому что Вы их вытянете из затруднительного положения… поймет и господин Коковцов, что его по-настоящему выручили Вы”, – обещал Рачковскому Матушевский».

Помимо прямых обязанностей, работал Петр Иванович, «ориентируясь на французские интересы», не забывая, разумеется, и о личных. В 1903 г. в вину ему были поставлены и аферы в отечестве: «Участие… в устройстве из-за личной выгоды разных иностранных коммерческих предприятий в России».

Помощником и защитником Петра Ивановича во многих его рискованных предприятиях был, несомненно, Сергей Юльевич. Об этом свидетельствуют слова П.И. Рачковского из письма партнеру по сыскной части и по аферам и мошенничеству в области предпринимательства М.М. Ляшенко о С.Ю. Витте («наш великий поручитель всех возможных задач»), а также кличка, данная Рачковским Сергею Юльевичу: «Посредник» .

Впоследствии сохранившиеся в русских архивах документы были использованы большевиками для морального обоснования отказа выплат по «царским долгам», а также для дипломатического шантажа продажных французских политиков.

Именно угроза опубликовать полные списки французских политиков и журналистов, участвовавших в афере, а не какое-то мифическое сверхискусство красных дипломатов, вынудило Францию признать в 1924 г. СССР. Рассказывали, что Л.Б. Красин (справа) специально для сговорчивости своих партнеров по переговорам привозил в Париж секретное досье на всех купленных французских политиков и крупнейших журналистов.

Что касается одураченных простых французов, то те после второй мировой сбывали всю эту красивую «царскую бумагу» за гроши парижским букинистам. Но покупателями ее тогда, думается, были не одни лишь коллекционеры и любители старины. Это становится очевидным сегодня, когда по старым обязательствам начинаются выплаты...

 

Приведенные нами случаи не оставляют места для восторгов ловкостью исполнителей описанных акций, но позволяют, на наш взгляд, отметить некую закономерность. Во всех приведенных случаях каждый раз была своя проигравшая сторона: Германия, Россия, Франция. Однако было бы крайне неосмотрительно объяснить это только тем, что кто-то в каждом конкретном случае просто переиграл другого (был искуснее, ловчее, удачливее). Сегодня ты, а завтра я – слишком всё это просто. Важно, как нам представляется, другое: во всех столь разных случаях была одна и та же, пусть и неявная, выигрывавшая сторона. Именно эта последняя выбирала, к кому присоединиться в каждом конкретном случае, а, значит, определяла победителя, но только, разумеется, в соответствии со своими интересами.

Еще с юности С.Ю. Витте чувствовал, а, войдя во власть, узнал (позже, во время его контактов с представителями международного банковского капитала, это знание еще более в нем укрепилось) о существовании, по его собственному определению, «еврейского политического центра, центра всемирного кагала, который путем таинственных нитей… управляет еврейством всего мира».

В разговоре с А.А. Лопухиным Сергей Юльевич обмолвился об этом (а «обмолвился» неспроста: Алексей Александрович в Департаменте полиции ведал именно этим вопросом), но кроме либерального смешка ничего не получил в ответ. Разговор был оборван, а ведь министру было о чем поведать…

«В особо секретном железном шкафу, стоявшем до революции в кабинете директора Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов на Дворцовой площади в Петрограде, хранилось дело, о котором знали лишь очень немногие чины этого ведомства… Его можно было бы назвать “О попытке Русского Императорского Правительства идти к соглашению с международным еврейством на предмет прекращения революционной деятельности русских евреев”».

Историю эту записал уже не раз упоминавшийся нами А.В. Давыдов. Ему, в свою очередь, поведал ее родственник Л.Ф. Давыдов, «когда он еще был директором Кредитной канцелярии и С.Ю. Витте был еще жив. Тогда же он показал мне самое “дело”».

Начало делу было положено еще в Царствование Императора Александра III. Характерно, что Государь поручил его не министрам внутренних или иностранных дел, а министру финансов, располагавшему связями в международном финансовом мире. Дело продолжалось и в годы правления Государя Николая II.

Специально, будто бы, с этой целью на пост агента Министра финансов в Париже состоялось назначение А.Л. Рафаловича (слева) «пользующегося полным доверием Министерства и обладающего большими средствами и знакомствами среди еврейских французских банкиров… После долгой дипломатической подготовки ему, наконец, удалось иметь откровенный разговор с одним из французских Ротшильдов, который отнесся к поставленному вопросу скорее сочувственно, но указал на то, что в Париже сделать ничего нельзя, и посоветовал поговорить об этом в Лондоне. Однако начатый на ту же тему разговор с лондонскими Ротшильдами привел к тому же результату, с той только разницей, что русскому представителю было прямо и определенно указано, что с этим вопросом надо обратиться в Нью-Йорк к банкиру Шиффу».

Далее за дело в Нью-Йорке принялся Г.А. Виленкин (1864-1930, справа: Витте, Джереми Гриинс и Виленкин в Гарварде), сын царскосельского купца 1-й гильдии Абрама Марковича, зять американского финансиста Абрама Зелигмана, родственника американского банкира «русской революции» Якова Шиффа. Григорий Абрамович был немедленно назначен (в 1904 г.) агентом Министерства финансов в США с поручением вступить в переговоры с Шиффом.

«Благодаря своим родственным связям, – вспоминал А.В. Давыдов, – Г.А. Виленкину не надо было подготовлять почву для разговора и таковой состоялся очень скоро после его прибытия в Америку. Оказалось, что указание лондонских Ротшильдов были правильны и Шифф признал, что через него поступают средства для русского революционного движения. Но на предложение Г.А. Виленкина пойти на соглашение с Русским Правительством по еврейскому вопросу и, в случае успеха переговоров, прекратить денежную поддержку революции, Шифф ответил, что дело зашло слишком далеко и предложение Виленкина запоздало и, кроме того, с Романовыми мир заключен не может быть».

 

Дело, таким образом, завершилось неудачей. Однако позднее, по словам А.В. Давыдова, «в более мелком масштабе оно было возобновлено несколько позже в Париже. Одна светская дама, состоявшая на секретной службе у русского Министерства финансов, на одном балу заговорила на ту же тему с Морисом Ротшильдом, но получила от него тот же ответ: “Trop tard, madame, et jamais avec les Romanoff”»[39] («Слишком поздно, мадам, и никогда с Романовыми»).

Якоб Шифф – чья семья проживала с Мейерами-Ротшильдами в одном доме еще во Франкфурте, глава банка «Кун, Лоеб и Ко», уступавшего по объемам своих активов только Дж.П.Моргану (еще одного агента Ротшильдов), один из основателей ФРС США. Был награжден за свою поддержку Японии во время Русско-Японской войны

1905 года японским орденом «Священного сокровища», а в 1907 орденом «Восходящего солнца» за организацию финансирования ВПК Японии и «революции 1905 года» в  России, создателя Американского еврейского распределительного комитета («Джойнт»), но и фактическим развалом Великой Страны.

По данным французской разведки, только через Шиффа российские революционеры в 1915-17 гг. получили на подрывную работу не менее $12 млн. долларов, писал Василий Шульгин ($350 миллионов в пересчёте на 2007 год). Сам Шифф хвастался перед смертью, что он «потратил $21 миллион, чтоб низвергнуть русского царя» (не менее $600 миллионов в пересчёте на 2007 год).

Его заслуга была и в организации финансирования закупок оружия через своего родственника Льва Троцкого (Бронштейна) для боевиков Пинхаса Моисеевича Рутенберга (справа). Он же финансирует подготовку террористов среди военнопленных в основном еврейского происхождения, в истории революции 1905 года для конспирации названные «дружиной путиловского завода». После переворота 1917 года являлся начальником полиции при Керенском, а после прихода иудо-большевиков сначала участвовал в заключении Версалького мира, а затем отправился "колонизировать Палестину".

(справа - первая экономическая блокада России. 1905 год, Лондон, отель Savoy. Прием министра финансов Японии Корекиё Такахаши (позже ставшего премьер-министром). Блокаду России организовали банкиры: Якоб Шифф (Кун, Лоёб), его племянники  Варбурги,  Карл Мейер, Сесил Парр (Парр Банк), Отто Кан, «лорд» Ротшильд (HSBC) и др. Источник: rothschildarchive.org). 

 

Позже, увидев, что в отношениях между Россией и Японией наступила эпоха относительного благополучия, 6 марта 1910 года он дает интервью «Нью-Йорк Таймс»: «Я участвовал в финансировании Японии во время последней войны. … И испытал стыд, когда узнал несколько недель назад, что Япония теперь сотрудничает с Россией – с Россией, врагом всего человечества» (Russia the enemy of all mankind).  

Среди его «содержантов» были и такие известные персоны, как Лейба Бронштейн- Троцкий и Николай Бухарин (зять Ихиля-Михиля Лурье). Брат Якова Свердлова (слева) – Вениамин (усыновленный М.Горьким) – работал в нью-йоркском офисе «Куна и Лоеба».

Послед «Великой еврейской революии 1917 года» вместе с Ротшильдами-Барухом-Варбургами-Мильнером  финансировал ОЗЕТ (Общество землеустройства еврейских трудящихся). В 1924 году финансировал корпорацию «Агро-Джойнт» (American Jewish Joint Agricultural Corporation), которая взялась за «аграризацию евреев». За рубежом аналогичные предприятия назывались "еврейскими колонизационными обществами".

КомЗЕТ (Государственный комитет по земельному устройству еврейских трудящихся при Президиуме Совнациональностей ЦИК СССР) выделял для них землю, а еврейские банкиры обеспечивали их материальную базу, в том числе с помощью Еврейского колонизационного общества. Колонизация самых плодородных земель юга России и Крыма («нового Израиля»)  шла полным ходом до 1928 года, пока в 1930 Сталину не удалось переместить «новый израиль» в Биробиджан. 

Что касается созданной Витте системы зависимости России от иностранного капитала, а по существу от международных денег, то она была, безусловно, гибельна для нашей страны.

Для мыслящих людей это не составляло никакой тайны. По словам статс-секретаря А.М. Безобразова, сказанным им еще в июле 1899 г., «Сергей Юльевич создал систему, которая и в мирное время не шла, тяжело ложилась на производительные силы страны, породила массу недовольных и обездоленных, – в военное же время, эта система невольно вызывает опасения в возможности государственного банкротства…»

Так всё и обстояло на деле.

После потрясений революции и войны с Японией Россия нуждалась в займах.

«Так как предстояло сделать громадный заем, то было очевидно, что сие может быть сделано лишь при главенстве Франции…

Во Франции в то время были две главнейшие группы синдикатов банкиров: одна называемая еврейскою, потому что во главе ее становился дом Ротшильдов, а другая – так называемая христианская, во главе которой стоял Credit Lyonnais…».

Конечно, деление на еврейскую и христианскую группировки банкиров было весьма условным, рассчитанным на внешних. К тому времени в Европе деньги были уже в одних руках.

 Старый знакомый Витте Альфонс Ротшильд (слева) «за несколько месяцев до того времени умер… Покуда жил барон Альфонс, он находился во главе дела. Со смертью его первая скрипка перешла в руки лондонского лорда Ротшильда». Посланный Витте в Лондон Рафалович вскоре привез неутешительный ответ: «Ввиду уважения, питаемого Ротшильдами к личности графа Витте как государственного деятеля, они охотно оказали бы полную поддержку займу, но не могут этого сделать, покуда в России не будут приняты меры к более гуманному обращению с русскими евреями, т.е. не будут проведены законы, облегчающие положение евреев в России».

Так постепенно на шее России стала затягиваться беспощадная удавка мирового финансового капитала, ослабленная лишь в связи с планировавшейся мировой войной, для ведения которой ее инициаторы нуждались в русском пушечном мясе.

А ведь еще в августе 1905 г. С.Ю. Витте хвалился: «…Продолжись война еще два года, он ручается, что не потребуется от нас дополнительных средств, настолько мы гарантированы»[43]. (Это, между прочим, блестяще подтверждает мнение о Витте А.А. Половцова, высказанное еще 1894 г.: «Всё, что он говорит, весьма умно, но несколько самонадеянно и в подробностях исполнения подлежит весьма тщательному изучению».)

Политика С.Ю. Витте привела после его ухода к опасности государственного банкротства.

Попытавшийся привлечь в качестве ходатая французского премьер-министра Мориса Рувье (1842-1911), возглавлявшего финансовый консорциум и тесно связанного с главой сионизма Т. Герцлем, новый министр финансов В.Н. Коковцов потерпел неудачу. 26 декабря 1905 г. Владимир Николаевич телеграфировал из Парижа С.Ю. Витте: «Рувье имел дважды разговор с представителем дома Ротшильдов, в лице одного из молодых людей, а именно Джемса, пользующегося репутацией наиболее способного из всех; остальные двое больны и в отъезде. Рувье советовал настойчиво, в интересах Франции и ее политического положения, чтобы банкирский дом Ротшильдов принял участие в новой операции. Им обещана была первенствующая роль; несмотря на это, по сношении с остальными представителями дома, Джемс Ротшильд ответил решительным отказом. Рувье заявлял даже о готовности президента республики лично обратиться с тем же заявлением, но и это не помогло».

В отчете Комитету финансов В.Н. Коковцов подвел итог прервавшимся взаимоотношениям с Ротшильдами:

«…Необходимо дать себе ясный отчет в том, в чьих руках находится парижский денежный рынок и как организовано посредничество между нами и держателями наших бумаг. Как известно, издавна во главе парижского рынка в отношении русских фондов стоял дом Ротшильдов, но уже много лет тому назад, под влиянием чисто еврейского вопроса, этот дом отошел от активного участия в русских делах и еще задолго до войны с Японией, и то главным образом благодаря влиянию недавно умершего главы этого дома бар. Альфонса Ротшильда, участие его ограничилось в удержании за собой принадлежавшего этому дому и его клиентам количества русских бумаг, без всякого затем содействия по выпуску новых займов».

В ответ на попытку сделать крупный заграничный заем без участия Ротшильдов, по словам министра иностранных дел гр. В.Н. Ламздорфа (в секретной записке Императору 1906 г.), была вызвана «среди держателей русских фондов паника», сопровождавшаяся «постепенной их продажей». Всё это «не могло не принести, в конце концов, новых выгод тем же самым еврейским капиталистам и банкирам, заведомо и открыто, как, например, в Париже, игравшим на понижение русских ценностей».

На этой слабости попытались сыграть и внутренние политические противники русского государственного строя. «…Наши революционеры, – писал о ставших ему известными событиях весны 1906 г. А.А. Половцов, – послали в Париж депутацию хлопотать об отказе [России в займе] со стороны Франции». Нам уже приходилось публиковать воспоминания о встрече по этому поводу одного из влиятельнейших русских масонов В.А. Маклакова с председателем Совета министров Франции, также вольным каменщиком, Клемансо. К ним мы и отсылаем заинтересовавшихся читателей.

 ПОЧЁМ МИР ВО ВСЕМ МИРЕ?

Результатом деятельности С.Ю. Витте (об этом мы должны хорошо помнить!) была привязка Россию не столько к Франции или к Антанте вообще, но, прежде всего, к международному банковскому капиталу.

О мирных инициативах Императора Николая II сегодня хорошо известно не только во всем мире, но и в России. Речь тут, прежде всего, идет о международном конгрессе в Гааге 1899 г. и конференции там же в 1907 г.

Эксплуатируя мирные устремления Императора Николая II, С.Ю. Витте предложил разработанную при его участии систему предотвращения войны, используя т.н. «финансовую дипломатию».

Мы недаром написали при участии. Витте действительно был «мотором» акции, но изобретателями были совсем иные люди. Среди инициаторов исследователи называют уже знакомого нам близкого Витте железнодорожного магната И.С. Блиоха («автора» шеститомного теоретического труда по этой проблеме), кадетов М.М. Ковалевского, П.Н. Милюкова, кн. П.Д. Долгорукова и др., а также неназванных «зарубежных единомышленников».

Как считают современные исследователи, именно Витте удалось убедить Государя в необходимости создания мировой валютной системы.

Он же уговорил Царя принять во время первого Своего официального визита во Францию в 1896 г. «французского Ротшильда».

Специально с целью поддержания финансовых отношений с Россией Ротшильд вокруг своего «Банк де Ротшильд» создал целый синдикат, состоявший из французских банков и ссудосберегательных касс. В него входили: «Париба», «Лионский кредит» (упомянутый выше), «Национальная сберкасса Парижа», «Сосьете женераль», «Национальный индустриальный и коммерческий кредит» и др.

Нет, не напрасно издавна в Европе Ротшильдов называли «королями евреев и евреями королей».

В 1898 г. Витте попытался развить успех в отношениях уже с английским Ротшильдом. В Лондон для переговоров он направляет С.С. Татищева, а в 1899 г. – своего особо доверенного банкира А.Ю. Ротштейна[53] (член кагала Ротшильдов и Мандельсонов, прозванном «тень Витте» - прим. ред.)

Осенью 1898 г. Сергей Юльевич приступает к усиленному зондажу банковских кругов США. Главными фигурами в переговорах становятся финансовый агент в Нью-Йорке М.В. Рутковский и вице-директор секретной Особенной канцелярии по кредитной части А.И. Вышнеградский (сын прежнего министра). Последнее обстоятельство подтверждает, что речь в США шла не только о займах, но и о создании консорциума мировых банков для реализации сложившейся в среде еврейства и активно продвигаемой министром Российской Империи проекта международной валютной системы. 

Иван Алексеевич Вышнеградский - предшественник Витте.

По протекции Блиоха в январе 1887 г. был назначен министром финансов. Вскоре, по его рекомендации, С.Ю. Витте был назначен директором Тарифного департамента. Сегодня совершенно очевидно, что постоянно проживающий в Варшаве покровитель и благодетель Вышнеградского - Блиох, тесно связанный с западным капиталом, - поставил перед математиком, ставшим министром, задачу в сопряжении линии международного финансового капитала с очертаниями будущих военных союзов (и контура грядущей Мировой Войны). «…Экономическая политика Вышнеградского способствовала решению одной из важнейших задач… – сближению с Францией. В 1889-1891 гг. на парижской бирже была произведена конверсия русских процентных бумаг на сумму в 1,7 млрд. руб. В результате был заложен экономический фундамент под здание политического и военного союза России и Франции. 

В августе 1891 г. было заключено общеполитическое соглашение между двумя странами, а в августе 1892 г. генералы Н.Н. Обручев и Р.Ш.Ф де Буадефр (позже подавший в отставку в связи с шпионским скандалом с эльзасским евреем Дрейфусом) подписали военную конвенцию» (справа - А.Кудрин, реинкарнация Вышнеградского).  

Таким образом, финансовые операции Вышнеградского на Парижской бирже означали привязку России к Франции (и определение контуров планируемой Мировой Войны) - прим. ред.

Практическое осуществление идей о всеобщем мире, подкрепленное созданием международной валютной системы, началось уже после окончательной отставки С.Ю. Витте со всех своих постов в 1906 г., при новом министре финансов В.Н. Коковцове.

Именно с этой целью, по мнению авторов современных исследований, был осуществлен вывоз русского золота в США. В 1908-1913 гг. в Америку с подобным грузом пришло не менее 20 кораблей. Общие объемы вывезенного драгоценного металла неизвестны, также как и сама система его доставки. Достоверна лишь причастность к этим операциям упоминавшегося нами синдиката французского Ротшильда.

Однако из ставшего известным не так давно достоверного факта приблизительную оценку сделать все-таки можно. 12 января 1909 г в Гибралтар пришли два русских судна «Цесаревич» и «Слава». Доставленное на них золото было перегружено на американский пакетбот «Республика». Через две недели у атлантического побережья США он столкнулся в тумане с пароходом «Флорида» и затонул с золотом на борту. Общая сумма ушедшего в океанские глубины драгоценного металла составляла в ценах начала ХХ в. 3 миллиона долларов. Вот и считайте…

Впрочем, иного исхода просто не могло и быть: выиграть у того, кто составил правила этой игры, почти невозможно. Если вспомнить пример Петра Великого, то ведь там речь шла всё же о приобщении к наследству близкородственных нам западноевропейских народов, а не о продукте деятельности восточного племени, не просто с чуждым, но и открыто позиционируемым им враждебным нам (в отличие от азиатских народов вообще) менталитетом. Менталитета, которого оно не желает менять. Толерантность, политкорректность – всё это понятия исключительно экспортные.

В течение прошлого и позапрошлого столетий из политики ушли не только такие нормальные в свое время понятия, как рыцарственность, благородство, честь, но даже и такие элементарные, которые, к счастью, еще встречаются в обыденной жизни, как честность и порядочность. Именно после этих метаморфоз о политике неизменно стали говорить как о грязном деле.

Опыт прошлого свидетельствует также, что использование приемов мировых финансовых «напёрсточников» особенно такой страной, как Россия, неминуемо приведет если не к краху, то к проигрышу. Ведь в таких делах Бог нам – не помощник.

Тем, кто думает иначе, напомним: вряд ли стоит обольщаться видимыми небольшими выигрышами в «Казино “Рояль”». Предусмотренные составителями правил игры, они служат исключительно тому, чтобы, вызвав азарт и усыпив опасения, затянуть в бездонную воронку.

 «СВЯЩЕННАЯ ДРУЖИНА»

Заметную роль в карьере С.Ю. Витте сыграло его участие в многослойной провокации, известной под название «Священная Дружина». Так называлось учрежденное после убиения Императора Александра II конспиративное аристократическое сообщество для борьбы с революционерами, существовавшее в 1881-1882 гг. Цель ее учреждения зафиксирована в официальном документе: «Доведенная до отчаяния ужасными преступлениями группа мужественных добровольцев решила организовать с оружием в руках, тайный крестовый поход против врагов порядка. Целью этого похода было вырезать анархистов, род тайных судилищ в средние века».

«Набольшим» в «Священной Дружине» был генерал-адъютант гр. И.И. Воронцов-Дашков (1837-1916), в 1881-1897 гг. министр Императорского Двора и Уделов, а в 1905-1915 гг. – Кавказский наместник.

Сравнительно молодой Витте был не только причастным к созданию Дружины, но едва ли не главным ее организатором. «Витте принадлежит идея пресловутой дружины против нигилистов, – занес в дневник под 28 февраля 1893 г. А.С. Суворин. – Он приезжал сюда тогда из Киева и высказал это Воронцову-Дашкову. Идея иезуитская».

«Единственное средство борьбы с террористами, – писал он дяде ген. Р.А. Фадееву, – это – создание общества по подобию террористических обществ, для борьбы с ними теми же средствами, какие пускают в ход террористы. Это должно быть общество преданных Государю лиц, которые были бы готовы отвечать на действия террористов такими же действиями по отношению к ним самим, в случае их покушений, – совершать покушения на них, в случае совершения террористами убийств – убивать их. А полиция ничего не будет в состоянии одна сделать с революционерами».

Сообщество, поставившее своей целью оградить Монархию от угрожавшей ей опасности, делало это своеобразными средствами, получившими впоследствии название «провокация». «…В основу деятельности “Священной Дружины”, – пишет специально исследовавшая ее деятельность и состав Л.Т. Сенчакова, – была положена идея мистификации, стремление сбить с толку революционные организации, натравить их друг на друга, посеять взаимное недоверие». Носившую такой характер издательскую деятельность «дружинников» осуществлял главным образом С.Ю. Витте. Достоверно известно, что Дружина финансировала в Женеве издание таких газет, как «Вольное слово» и «Правда». С первой из них связывали т.н. Земскую лигу, инспирировавший «конституционалистское течение» и одновременно украинофильств. Вторая была «ультратеррористической, призывавшей к революционным действиям и террору не только в России, но и чуть ли не во всем мире.

 «Правду» редактировал некий Иван Климов. В сей газете Царь «именовался не иначе, как “коронованный тромбонист”, и Климов запрашивал на потеху публике: “говорят, что Александр III последнее время особенно занят разучением на тромбоне похоронного марша. Уж не инстинктивное ли это предчувствие?” “Царь-Митрофанушка”, “Немазаный истукан”, – так называли в “Правде” Царя и рассказывали о том, что он с перепугу целый день пьет водку, а в Александро-Невскую Лавру его могли отвести, только уложив пьяным в карету. Как-то на пути царского поезда неправильно поставлена была стрелка, и поезд едва не потерпел крушение. Царь отделался испугом. “Дуракам – счастье”, – кратко заметила по этому поводу “Правда”. Не щадили и Царской Семьи».

Порой было неясно, где кончается провокация и начинаются собственные взгляды Витте.

 Агентом «Священной Дружины», довольно часто наведывавшимся в Женеву наблюдать за работой прессы, был человек под кличкой «Антихрист». Как установлено недавно, им был Витте (слева - карикатура на Витте 1905 года, основателя партии "октябристов" - после подписания 17 октября 1905 г. манифеста о создании Думы). Как будто антигерой, сошедший со страниц последних романов отошедшего незадолго перед этим в мир иной Ф.М. Достоевского…

Уже сегодня совершенно ясно, что деятельность Витте в этом тайном сообществе отличалась многообразностью. Будучи «братом» под № 113, он возглавлял «пятерку», был главным по Киевскому району, принимал активное участие в литературно-провокационной кампании «Священной Дружины».

Именно с тех пор для достижения нужных ему целей Сергей Юльевич стал широко пользоваться инспирированными им статьями в газетах.

Еще более важной была другая связь, о которой в 1913 г. поведал к тому времени оставивший службу в Охранном отделении (в котором занимал высокие посты) Л.П. Меньщиков: «У Священной Дружины было несколько услужливых перьев: штатный “писатель” (доносов, главным образом) К.А. Бороздин, а затем бывший сотрудник газет “Новости” и “Русский еврей”, а впоследствии – начальник секретного отделения Священной Дружины П.И. Рачковский…». «Давнишние, старые связи» Витте с Рачковским отмечал и начальник С.-Петербургского Охранного отделения ген. А.В. Герасимов.

 Петр Иванович Рачковский (1851-1910) – происходил из дворянской семьи почтмейстера Дубоссарского уезда Херсонской губернии, по происхождению поляка-католика. Получил домашнее образование. Мелкий чиновник почтового ведомства (1867). Чиновник канцелярии Одесского градоначальника, прикомандированный в распоряжение Одесского полицмейстера (1869). Чиновик канцелярии Варшавского губернатора (1873). Служил чиновником в Калише, Ковно, Пинеге Архангельской губернии. Уволен с причислением к Министерству юстиции (1878). Был известен либеральными настроениями и обширными знакомствами с социалистами. В Петербурге был домашним воспитателем в семье ген.-м. И.В. Каханова (1878). Арестован в связи с подозрением в укрывательстве террориста польского шляхтича Л.Ф. Мирского после покушения на шефа жандармов Д.Р. Дрентельна (весна 1879). Выпущен после дачи им подписки о сотрудничестве с III Отделением. Сотрудничал в газете «Русский еврей». Разоблачен как двойной агент тайным агентом «Народной воли» секретарем III Отделения Н.В. Клеточниковым (авг. 1879). Служил чиновником Министерства юстиции в Вильне, а с конца 1882 г. – в Охранном отделении в Москве. Зачислен в штат Министерства внутренних дел. Назначен заведующим заграничной агентурой Департамента полиции в Париже (1884).

Впоследствии Витте втянул Рачковского в свои аферы, связанные с привлечением в Россию иностранного капитала.

Хотя Император Александр III в конце 1882 г. и распустил Дружину, однако среди тех, кто впоследствии сделал сколько-нибудь значительную служебную карьеру, оказалось немало ее членов. Не был исключением и Витте: «он своею деятельностью в “Дружине” обратил на себя внимание и установил связи, которые в конечном итоге привели его на министерский пост».

Один малоизвестный аспект, связанный со «Священной Дружиной», поведал 6 июня 1951 г. писатель и масон Марк Алданов в письме другому вольному каменщику (потомку двух декабристов) А.В. Давыдову: «Как курьез (и малоизвестный), сообщу Вам, что еврейские миллионеры давали деньги, лет 70 тому назад, и контрреволюционной “Священной Дружине”. Она получила немало денег от барона Г. Гинцбурга, от Полякова и от киевского сахарозаводчика (моего деда по матери) Зайцева, который давал деньги на это Витте… Кажется, финансировал “Священную Дружину” и еще один еврей: Малькиель, но я в этом не вполне уверен» .

Имя бар. Горация Гинцбурга (слеваа) действительно значится в списке членов «Священной Дружины». 

Что же касается упомянутого Зайцева, то им оказался Йона Мордкович Зайцев (?-1907, на фото справа) – хасид, основатель в Киеве  небезызвестного кирпичного завода, на котором 12 марта 1911 г. был убит отрок Андрей Ющинский. Йоне Зайцеву наследовали сыновья Марк (?-1930) и Давид (1861-1936). Интересно, что исследователи того громкого дела ни словом не обмолвились о том, что Зайцевы были известны, главным образом, в качестве богатейших сахарозаводчиков, обладавших обширными связями.

Именно юридическая неприкасаемость их со стороны русского истеблишмента позволило одному из адвокатов Менделя Бейлиса (слева) на процессе в Киеве, О. Грузенбергу открыто издеваться над русским судом: «Если вы считаете, что молельня должна строиться на христианской крови, если вы считаете, что для молельни принесли в жертву и замучили несчастного мальчика, что же вы молчите… Тогда ищите того, кто строил молельню, для кого была эта молельня… Вы видели этого человека… Это Зайцев, сын старого Зайцева, миллионер, он строил её… почему же он не сидит здесь, строитель этой молельни… У вас, русской власти и правительства, достаточно власти, достаточно мощи, чтобы не останавливаться ни перед богатством, ни перед положением, ни перед чем…». 

Иными словами в лицо судьям было брошено: руки коротки!

Остается дать краткую справку об авторе письма – писателе М.А. Алданове. Настоящая его фамилия была Ландау. Он был сыном Александра (Израиля) Марковича Ландау и Софьи (Шифры) Ивановны – дочери Йоны Мордкова Зайцева. Женой Алданова была двоюродная его сестра – Татьяна Марковна (?-1968), дочь Марка Зайцева. Таким образом, киевский сахарозаводчик приходился дедом и писателю и его жене. В Киевском деле 1913 г. были замешаны его мать, отец и дядя.

Странная, следует признать, была эта «Священная Дружина, на которую щедро жертвовали такие люди. Очень странная…

 

ПУТЬ ВО ВЛАСТЬ

Известный русский общественный деятель, депутат Государственной думы А.С. Шмаков, объяснявший головокружительную карьеру С.Ю. Витте его определенными «связями и симпатиями», отмечал следующие ее вехи: «Уже в молодости Витте был обласкан еврейскою семьею Рафаловичей в Одессе и определен на службу в управление Юго-Западных железных дорог, где, между прочим, сподобился титула “герцога Тилигульского” – за катастрофу с воинским поездом, происшедшую от развала насыпи через речку Тилигул. Сколько помнится, Витте был тогда начальником движения, а в Каменец-Подольском окружном суде даже производилось дело…».

Банкирский дом «Рафалович и Ко» был открыт в Одессе в 1833 г. Основатель дела Ш. Рафалович был известен тем, что поставлял Русскому флоту непригодную парусину. Принял православие с именем «Федор». Дом находился в тесных отношениях с Лондоном, Парижем и Петербургом. В 1891 г. в результате неудачной совместной аферы Рафаловича и председателя Департамента государственной экономии Государственного Совета А.А. Абазы едва не обанкротился. После удачного шантажа Рафаловичем этого крупного чиновника, сообщившего ему детали совершенно секретной биржевой операции Министерства финансов, дело было улажено. Причем, активную роль в этом играл министр финансов И.А. Вышнеградский. Один из Рафаловичей (Георгий), наполовину одесский, наполовину французский еврей, родившийся в 1880 г., с 1906 г. жил в Англии, где финансово поддерживал известного сатаниста Алистера Кроули. Впоследствии этот представитель семьи Рафаловичей усиленно пропагандировал т.н. «украинскую независимость