Маршал Жуков отказался советоваться с полковником Брежневым
В ноябре минувшего года в моей «Нетленке» был опубликован материал «Современник Ломоносова пережил ленинградскую блокаду», где я пересказываю рассказ о попугае Жако, записанный со слов художника Касьяна Швеца, сына певицы Галины Семенченко.
Однажды Касьян Юрьевич, между прочим, заметил, что знаком с одной из дочерей Георгия Жукова Эллой.
- Касьян Юрьевич, - взмолился я, - как бы мне с ней встретиться?
Швец выступил в роли переговорщика и гаранта, и Элла Георгиевна согласилась на встречу с петербургским журналистом.
Я – к главному редактору газеты «Смена», где тогда работал:
- Олег! Такая удача!
- Володя, у нас нет денег на командировки. Попробуйте поговорить по телефону.
Элла Георгиевна согласилась и на телефонный разговор при условии согласования с ней текста интервью.
29 апреля 2004 года я набрал московский номер и включил диктофон.
- Элла Георгиевна, хочется поговорить о Георгии Константиновиче не как о военачальнике, а как о человеке. О его человеческих достоинствах, о человеческих слабостях - наверняка, и такие были. Каким Георгий Константинович был папой. Я слышал, что свои воспоминания Жуков написал сам…
- Давайте с этого и начнем, - перебила мой взволнованный пролог дочь Маршала Победы.
«Якобы хотел посоветоваться с полковником Брежневым»
- День Победы, в преддверии которого мы с вами беседуем, неотделим от имени Маршала Советского Союза Георгия Жукова. Историки, военные историки и стратеги десятилетиями будут изучать полководческий гений и дела полководца. Литераторы и кинематографисты посвятят ему еще тысячи и тысячи страниц и метров кинолент. Но хотелось бы из уст дочери услышать, каким он был вне службы. О его чисто человеческих достоинствах и слабостях. Наверняка, они ему были не чужды. Каким он был отцом. Каким мужем. Может быть, развенчать какие-то слухи. Так, например, я слышал, что в отличие от большинства других военачальников свои воспоминания составившие книгу «Воспоминания и размышления» Жуков не надиктовывал, а написал собственноручно.
- К работе над мемуарами он приступил после 57-го года, когда был отправлен в отставку. А иными словами, попал в опалу. Георгий Константинович был вполне здоров, полон сил и просил дать ему какую-нибудь работу. Никакой работы папе, к сожалению, не предоставили, хотя и обещали, обещали. Жуков был человек деятельный, без дела сидеть не мог. Тогда-то он и надумал писать мемуары. Тем более, что со всех сторон ему советовали рассказать о войне. О войне он в основном и рассказывает. Если вы читали, то не могли не обратить внимания, что в книге личной жизни уделено очень мало места. Кое-что о детстве, о молодости.
История написания мемуаров долгая и драматическая, изобилующая острыми, критическими моментами. Слишком многие высокопоставленные чиновники не хотели, чтобы они когда-либо появились в опубликованном виде, тем более, для широкого круга читателей. Делались замечания, предъявлялись претензии. Прежде всего, к той части, где речь идет о событиях 37-го и последующих предвоенных лет. Да и военных тоже. Касалось это и личности Сталина, и многих военных и партийных деятелей, еще находящихся у власти. Какие-то замечания приходилось учитывать. Дописывались, переписывались целые куски. Что-то исправлялось с помощью редакторов. В процессе работы книга сильно видоизменилась. Нетронутыми, пожалуй, остались начало, детство, молодость. Инородные вставки заметны и невооруженному взгляду.
«Воспоминания и размышления» Жукову стоили сил и здоровья. Бывали моменты, когда у отца опускались руки. Дело дошло до того, что от него потребовали включить в книгу придуманный эпизод, якобы, во время войны отец хотел посоветоваться с полковником Брежневым. Без этого, мол, книга не выйдет в свет. Он категорически отказался подписывать книгу в печать. Уговаривали – и издательство, и домашние, понимая, значимость мемуаров и то, как ему хочется увидеть книгу напечатанной.
Первыми литературными редакторами «Воспоминаний и размышлений» были мы с мужем. Так что, кому как не нам, знать историю создания мемуаров. Редактор Миркина не так давно выпустила книгу, где подробно рассказывает историю создания Жуковым мемуаров. Назвала она ее – «Вторая победа маршала Жукова».
А потом книга очень долго и мучительно пробивалась в свет. Причем, надо иметь ввиду, что приступая к мемуарам, Георгий Константинович не надеялся, что они увидят свет при его жизни. Что какое-либо издательство заинтересуется ими. Заинтересовалось издательство «АПН» – «Агентство печати «Новости». По заявке французского издательства.
Книга была издана, но работа над ней не закончилась. «Воспоминания и размышления» многократно переиздавались. Но только, по-моему, одиннадцатое издание, где наконец-то было восстановлено все, что прежде удалено, можно считать окончательным вариантом.
- Элла Георгиевна, разве не нашлось людей, готовых помочь Жукову в написании мемуаров?
- Ему предлагали свои услуги. Константин Симонов предлагал, еще кто-то из больших писателей. Они сомневались, что у самого маршала все складно получится. Но папа говорил: «Если за мемуары возьмется кто-то другой, какой-то известный писатель, это будет уже не моя, а его книга». Папе хотелось написать самому. Вот и сидел кропал. Писал он ручкой. Потом рукопись перепечатывалась на машинке и в таком виде сдавалась в издательство.
- Георгий Константинович над рукописью трудился ежедневно или от случая к случаю. По мере накопления материала.
- Практически ежедневно. Материалы накапливать, такой необходимости у него не было. У папы была потрясающая память. Он помнил не только номера войсковых подразделений, но и фамилии командиров среднего звена. Писал он, не заглядывая в документы, не обращаясь в архивы. На конечном этапе все, конечно, проверялось-перепроверялось, но особых погрешностей обнаружено не было.
«У меня и теперь мороз по коже!»
- Кто из сподвижников навещал опального маршала? Наверняка, ведь кто-то боялся это делать.
- В жизни маршала Жукова было несколько опал. Одну он пережил еще при Сталине. Поэтому, вопреки своей доброй и доброжелательной натуре, папа был вынужден относиться к людям с оглядкой. Что оказалось вполне оправданным. Отец по-человечески был обижен на многих своих соратников. На тех, кто отвернулся от него. На тех, что с ног до головы обливали его грязью. Недавно в серии «Мой ХХ век» вышла книга «Георгий Жуков. Сборник документов». В ней приведены стенографические отчеты пленумов, заседаний Политбюро, на которых отца распинали. Когда я это читаю, мне делается нехорошо. У меня и теперь мороз по коже! Если бы такое было сказано в мой адрес, я бы этих людей тоже на порог не пустила!
Никто никому не запрещал общение с Жуковым. Он сам не многих хотел видеть. Друзей у него всегда было мало. А в период с 57-го года и где-то до середины 60-х, он вообще вел уединенный образ жизни. Но если папе хотелось с кем-то пообщаться, и желание было взаимным, к нему приезжали. В последние годы у него бывали, в частности, маршал Баграмян, генерал Антипенко.
- Можно ли расценивать общение Баграмяна и Антипенко с Жуковым как поступок?
- Думаю, да. «А вдруг?..» - это в мозгах у многих, наверняка, присутствовало. И никто не хотел осложнений по служебной линии.
«Отец вынужден был быть жестким»
- Принято считать, что Жуков был жестким и даже жестоким, – как военачальник. Наверное, и то и другое, имело место, и, вероятно, жестокость была не всегда оправдана. Если не считать оправданием: «Война есть война».
- В общем-то, люди относятся с пониманием к жесткости маршала Жукова. Я прочитываю практически все, что пишется об отце. Многие авторы, прошедшие Великую Отечественную, отмечают, и я не могу не согласиться с ними, что война была до такой степени страшная, что жесткости избежать было невозможно не только Жукову. Отец вынужден был быть жестким человеком, не в силу своего характера, а в силу обстоятельств. Что-то никто не жаловался на необоснованную жесткость маршала в мирное время при нормальном развитии событий. Наверное, правильно называть его жестким. Но если в это определение добавить только одну букву, получится «жестокий». В моем понимании жестокий человек - тот, кто находит, если не удовольствие, то удовлетворение от своей жестокости. Про отца я бы так не сказала.
Арест Берии был показан в лицах
- Бывает, что мужчина на службе жесткий, суровый, а дома – мягкий, сентиментальный, может, даже подкаблучник. Каким был Георгий Константинович в домашней обстановке?
- Поскольку я папу не видела ни на фронте, ни в Министерстве обороны, а только дома, то и могу судить и говорить о том, каким он был в «домашней обстановке». Добрый, открытый, честный. Независимый. Сдержанный и выдержанный. Я не помню, чтобы папа повышал голос. Если был недоволен мной или сестрой, предположим, нашими школьными отметками или поступками, которые ему казались неправильными, наоборот понижал голос, говорил тихо, размеренно, но как-то очень доходчиво и убедительно. Все замечания в наш адрес делались в доброжелательной тональности. Он никогда нам с Эрой, моей старшей сестрой, не навязывал своей воли. Оглядываясь назад, теперь иногда думаешь: прояви отец себя более настойчиво, наверное, меньше ошибок мы бы в жизни совершили.
Мама безумно любила отца. И поэтому, конечно же, в нашем доме был культ отца. Жизнь семьи подстраивалась под его дела, под его режим, под его образ жизни.
При всей своей сдержанности папа дома довольно много, в допустимых пределах, разумеется, рассказывал, что происходит на службе. Даже из драматических ситуаций не делал мнимых тайн. Например, арест Берии, в котором он принимал участие, буквально на следующий день дома был показан в лицах. Подобное в те годы далеко не все себе позволяли.
Продолжение следует
Автор текста – Владимир Желтов
Свежие комментарии